У меня в груди ловушка для воздуха. Он не циркулирует, попадает, проникает в альвеолы с надеждами о том, как скоростно и здорово пронесётся через глотку и наружу, а в итоге остаётся в темноте. Должно быть, он как белая пыль, что оказалась в такой крошащей зубы темноте, от которой липким страхом окутывает глазницы. И ты тычишься во все стороны. Немощный, с огромным количеством паники на плечах. Как перхоть та осыпается с пиджака под ноги — вокруг теперь чёрный снег. Пепел?
Дышится с трудом. Как будто я скрючилась козявкой со спиралевидной сердцевиной. Лёгкие подвязали позвоночник, совершают ежемесячную гимнастику. Уже растянулись безобразно, и теперь всё трещит. Будто я тряпичная кукла, и нитки вот-вот разойдутся. О чём я говорила в начале?
На мне будто кто-то сидит. Или сидит во мне. Не чувствую лёгкости. Каждый шаг с грацией, но и каждый шаг вымученный. Под пальто скрывается сутулость, под тенями — круги бессонницы. Благо, еще или пока что не смотрю на зеркало озера с умиротворяющей мыслью о потопе. Если бы меня затопили соседи, я бы не пошевелила рукой. Но соседей у меня нет.
ПОТОП. Меня не забавляют библейские мотивы, я их даже не знаю, но вечно всё к ним свожу. Возможно, последние лет 5 я занимаюсь графоманией. Мне нравится по-прежнему, как звучат слова. Не все, но некоторые. Крематорий, меланхолия, милосердие, Виа-Долороса, локация, местный, Голгофа. Есть и шпионы, слагаются из западных рун: whiff — дуновение, blow — дуть, breath — дыхание.
Боже мой! Они все про воздух! Как же я хочу дышать! Хотя бы дымкой… Хочется скинуть пиджак, свитер, кожу, душу…
Душу хочется скинуть, но не обнажить. Она и без того уже нагая, и то был мой выбор. Люди притворяются, выпендриваются, что называется. А я устала лепить из себя кого-то чужого и непохожего на того, кто я есть. Я — это я. Хоть и понятия не имею, что я такое. Время обратиться к Достоевскому: Тварь я дрожащая или право имею?
Надо сделать вдох и — главное — вытолкнуть из себя эту затхлость. У меня будто астма. Пояс сжимает кольцом диафрагму. Но штаны-то у меня без ремня…
С осенью приходит страшная пора.
Я Чернобыль, а осень — радиация.
Я будто сиротею.